Объекты и субъекты

В России уже построены объекты всех видов, какие только придуманы в мире для поддержки инновационной деятельности. Многие — в достаточном количестве. Теперь осталось научиться всем этим обширным хозяйством эффективно распоряжаться. Но эта задача, как оказывается, посложнее «инновационных строек» и освоения бюджетов.

Любимый советский анекдот генерального директора новосибирского «Академпарка» Дмитрия Верховода — про руководителя, которого ЦК КПСС отправил поднимать колхозы в Биробиджане. Через некоторое время от руководителя пришла телеграмма: «Колхозы построены тчк присылайте колхозников вскл». Примерно такова же сейчас ситуация в стране с инновационной инфраструктурой: стены есть, но отчаянно не хватает инноваторов на роль резидентов и пользователей, а также тех, кто запустит в этих стенах необходимые процессы. Только присылать их неоткуда; нужно, чтобы свои появлялись.

СТЕНЫ ПОМОГАЮТ

Все нажитое непосильным трудом за счет средств бюджета с начала 1990-х до недавнего времени было даже трудно исчислить: объекты инновационной инфраструктуры строились при разных правительствах, по разным госпрограммам и попадали в разное ведомственное подчинение. Только в 2012 году Минэкономразвития занялось составлением сводного государственного реестра объектов с описанием их специализации. Инвентаризация имущественного комплекса дает внушительную картину: технопарков по стране — почти 200, бизнес-инкубаторов — свыше 180 (примерно каждый пятый имеет инновационную специализацию), центров коллективного пользования научным оборудованием — 311, наноцентров — 121. Есть еще инженерно-технологические компании, инновационно-технологические центры, центры трансфера технологий и прочее... Во что это обошлось государству, скалькулировать сложно — опять-таки потому, что ассигнования шли по разным каналам: через институты развития, отраслевые, региональные и федеральные программы и т. д. Но о порядке цифр можно догадаться по разрозненной информации о стоимости отдельных проектов: к примеру, технопарк в Красноярске обошелся в 5 млрд рублей (из которых 70% — средства краевого и федерального бюджетов), технопарк «Жигулевская долина» в Тольятти — в 4 млрд, а Беломорский биотехнологический парк в Карелии — в 3 млрд.

Не многие уже помнят, что первые бизнес-инкубаторы в России стали появляться еще в начале 1990-х, причем открывались они, по сути, на деньги американских налогоплательщиков и зарубежных донорских организаций. Львиную долю необходимой суммы выделило тогда Агентство по международному развитию США (USAID) в рамках Морозовского проекта, и в России было запущено 12 инкубаторов. Увы, они довольно быстро свернули работу — почти сразу же, как сошло на нет зарубежное финансирование. В США, на родине концепции бизнес-инкубирования, подобные проекты, равно как и технопарки, «прорастают» обычно по инициативе снизу, когда рыночный запрос на инновации и взаимный интерес заставляет частные компании и университеты объединять усилия. В России в свое первое пришествие бизнес-инкубаторы не встали на ноги даже при внешнем финансировании. Видимо, тогда еще время не пришло для такого формата.

Системное строительство бизнес-инкубаторов «на свои» началось у нас с 2005 года, после того как Минэкономразвития продвинуло идею создания в стране сети муниципальных и региональных бизнес-инкубаторов. Тогда в рамках программы господдержки субъектов малого и среднего предпринимательства на выделенные 2,2 млрд рублей на период с 2005 по 2009 год в различных регионах России построили in объектов. Чуть позже, в 2007-2010 годах, были выделены еще более внушительные средства — 7 млрд — на создание сети технопарков по линии Минкомсвязи.

Управление инновационной инфраструктурой — настоящий вызов. В идеале нужно добиться совпадения эффективности функциональной (то есть когда объект выполняет свое предназначение «поддерживать и способствовать») и экономической (когда он как минимум самоокупаем или окупается косвенным образом — через налоги в региональный бюджет). Получается далеко не всегда и не сразу: нередко приходится сталкиваться либо с глубоко убыточной и требующей постоянной финансовой подпитки «богадельней» для инновационных компаний, либо с прибыльным объектом, но давно позабывшем о своем инновационном предназначении, — вроде бизнес-инкубатора, в котором торгуют свадебными платьями и цветами.

Уравновешивать функциональное и экономическое в рамках объекта инновационной инфраструктуры не просто. Бизнес-подход требует рассчитывать эффективность, исходя из инвестиций на квадратный метр. При этом объект должен выполнять функцию института развития — а это уже требует работы вдолгую и нередко идет вразрез с ожиданиями властей получить чуть ли не мгновенную отдачу.

Эффективная инновационная инфраструктура — это больше, чем просто стены. Это мероприятия и атмосфера, это место циркуляции компетенций, идей, кадров. И именно в этом направлении, как ни странно, пролегает путь к коммерческой успешности инфраструктурного объекта: если площадка начинает работать как «точка сбора» всех участников экосистемы инноваций и средоточие сервисных удобств для технологических компаний, то сами «поддержанты» готовы платить за это «по рынку» и даже выше. Например, когда уфимскому технологическому предпринимателю Камилю Хисматуллину нужно было определиться с дислокацией своего стартапа «Наномет», то он не искал предложений по льготной аренде, а сознательно попросился в «Технопарк Авиационных Технологий» при Уфимском моторостроительном производственном объединении (УМПО), где никаких скидок на «стартаперскую бедность» не делают. Однако профиль более чем подходил, а кроме того, имелось все необходимое для доведения лабораторного образца до серийного продукта. «На предприятии такое уникальное и дорогое оборудование, доступ к которому малым компаниям даже не может сниться, — поясняет Хисматуллин. — Причем у самого УМПО производственный цикл таков, что это оборудование недозагружено. Так что — пожалуйста, бери его в краткосрочную аренду и делай опытную партию в реальных условиях — да еще при помощи опытных производственников».

ОКУПАНИЕ КРАСНОГО КОНЯ

Понятно, что государство создавало огромный имущественный комплекс объектов, призванных поддерживать инновационную деятельность, вовсе не для того, чтобы он в итоге грузом повис у него на шее, требуя новых дотаций. Задача-минимум — самоокупаемость. А как насчет возможности возврата инвестиций?

По мнению Ивана Бортника, исполнительного директора Ассоциации инновационных регионов, инфраструктурный проект необходимо изначально строить с прицелом на IPO — независимо от того, государственный он или частный. С одной стороны, объект получит новые финансовые вливания на свое развитие, с другой — государство сможет вернуть свои инвестиции. Приватизация — еще один способ для государства выйти в деньги. Вопрос только в цене сделки: не отпугнет ли она частного инвестора? «Например, если приватизировать московский Технопарк «Строгино», он уже будет доходным предприятием, — считает Константин Фокин, генеральный директор Центра инновационного развития Москвы. — В ближайшие годы должен стать рентабельным Технополис «Москва», который также был проинвестирован городом. Столичное правительство рассчитывает на его капитализацию и — в идеале — выход на IPO с целью привлечения дополнительного (уже не бюджетного) финансирования для развития».

То, что эффективная инфраструктура инноваций может создаваться целиком и полностью на частные деньги и при этом процветать, доказано на практике многими — правда, пока только за рубежом. Таков, например, крупнейший американский частный бизнес-акселератор Plug and Play, для которого даже арендные платежи резидентов — вовсе не основная статья дохода. Есть пример и успешной публичной компании с инфраструктурной специализацией — финская Technopolis Oyj, акции которой обращаются на NASDAQ ОМХ Helsinki. За 30 лет компания сумела вырасти из небольшого предприятия в международную сеть, в которую входит девять технопарков, расположенных не только в Финляндии, но также в Эстонии и России (Санкт-Петербург). Задумайтесь только о размахе деятельности этой финской сети: 1,4 тыс. компаний-резидентов, в которых работают в общей сложности 23 тыс. человек, EBITDA — 55,8 млн евро (в 2012 году).

Конечно, это выглядит очень заманчиво — попытаться воспроизвести успех финской компании на российской почве. Но эксперты отмечают, что система поддержки инновационной деятельности в Финляндии и России сильно различается, поэтому копирование бизнес-модели невозможно. «Сравнивать нас с финнами очень некорректно, — считает Дмитрий Верховод (новосибирский «Академпарк»). — В Финляндии другая схема дотирования инфраструктуры. Technopolis не получает напрямую бюджетные деньги, зато сдает свои площади резидентам по арендным ставкам, которые выше рыночных. При этом государство компенсирует резидентам 20-80% их расходов на аренду». В итоге в Финляндии инновационные стартапы выбирают, где им действительно удобнее, а не где дадут скидку, — и тем самым поощряют своим выбором наиболее эффективные объекты инфраструктуры. В России схема другая: дотации и гранты от государства получают сами инфраструктурные площадки, и благодаря этому имеют возможность снижать арендную плату. «С точки зрения рынка правильнее дотировать компании, — говорит Верховод. — Однако в ближайшие годы, по моему глубокому убеждению, в России это будет сделать просто невозможно. Чиновникам гораздо комфортнее финансировать технопарки. Проблема в том, что доверительные отношения между государством и бизнесом в нашей стране еще не установились».

ИНФРАСТРУКТУРНЫЙ ЭФФЕКТ

Если оценить количество налоговых отчислений со стороны создаваемых малых компаний, которые полностью остаются в бюджете региона, то казанский Технопарк «Идея» за первые семь лет существования окупил себя дважды, подсчитывает его генеральный директор Сергей Юшко, призывая учитывать в том числе и косвенный эффект для экономики региона.

«Идея» начала работу в 2004 году. Правительство Республики Татарстан выделило управляющей компании деньги на реконструкцию бывшего оборонного предприятия и сформулировало задачу создать новые рабочие места для квалифицированных специалистов, а в дальнейшем — выйти на самоокупаемость. «Есть два вида налогов, которые полностью остаются в бюджете региона, — ЕСН и НДФЛ, — объясняет Сергей Юшко. — Через эти налоги с площадки Технопарка «Идея» в бюджет республики ежегодно уходит от 150 до 190 млн рублей. А за все время нашей работы сумма отчислений превышает миллиард рублей».

За основу управляющие «Идеи» взяли модель шведского инновационного агентства Vinnova, предполагающую совмещение на одной площадке малых инновационных компании, которых выращивает технопарк, а также крупных якорных резидентов. Последние размещаются в технопарке бессрочно и не пользуются льготами по аренде, в то время как малые компании имеют таковые в течение нескольких первых лет. А затем — либо переходят на коммерческую аренду наравне с якорными резидентами, либо уходят на открытый рынок. В первый год своего присутствия в бизнес-инкубаторе малая инновационная компания платит всего 40% от рыночной стоимости за квадратный метр, на второй — 60%, и только на третий год — полную ставку.

Инновационная инфраструктура, которую постепенно начинают создавать при себе некоторые крупные российские предприятия, тоже может функционировать на основе модели непрямой, опосредованной монетизации. Впрочем, все это далеко от подхода времен СССР, когда завод сосредоточивал в своих руках все активы («И конвейер наш, и столовая своя!»), говорит Сергей Юшко. Технопарки и инкубаторы нужны предприятиям для совсем иных целей — как необходимый элемент модели «открытых инноваций», позволяющей вести НИОКР не только силами собственных корпоративных разработчиков, но и стартапов, для которых поблизости устраивается специальный «инновационный палисадник».

Именно так поступило, например, уже упоминавшееся башкирское предприятие «УМПО» в партнерстве с Уфимским государственным авиационным техническим университетом. Технопарк Авиационных Технологий изначально задумывался как некоммерческое партнерство, рассказывает Ирек Кандаров, начальник отдела инновационной деятельности парка, — а значит, прибыль от своей хозяйственной деятельности имеет право тратить только на уставные цели: «В качестве взноса в уставный капитал УМПО передало нам здание, которое было полностью отремонтировано за счет учредителей, а также закупило базовое оборудование. Сейчас мы полностью покрываем свои расходы за счет аренды и участия в крупных инновационных проектах предприятия и вуза (выполняем заказы на НИОКР, выпускаем опытные партии, делаем спецоборудование). Однако задача окупить капитальные вложения учредителей перед нами изначально не ставилась: у нас иные цели». С одной стороны, и университет, и завод были заинтересованы в том, чтобы студенты и выпускники оказались поближе к реальному производству. С другой — УМПО хотело создать вокруг себя пласт близких по профилю малых технологических предприятий: такие компании могли бы вести собственные разработки, внося свою лепту в улучшение технических характеристик продуктов, а также выполнять заказы объединения. Синергетический эффект от этого проекта, по словам Кандарова, налицо: все компании, собранные в Технопарке, дополняют друг друга, а само предприятие за счет такого «перекрестного опыления» получает новые технологии. «Знаковый пример — компания «УАСТ», которая специализируется на технологиях по изменению качества поверхности, — рассказывает Кандаров. — Очень успешное предприятие, которое давно работает на внешний рынок, резидентов технопарка, а также выполняет заказы УМПО. Другой пример — компания «Инвертор», специализирующаяся на производстве металлических материалов с особыми физическими свойствами. Ее материалы широко применяет УМПО».

Как говорит Сергей Юшко («Идея»), некоторые крупные российские компании, включая структуры «Газпрома», уже строят подобное инновационное окружение. В Республике Татарстан, например, по образу и подобию Технопарка «Идея» и с его участием в доле новых компаний были построены технопарки для «Татнефти» и КамАЗа. «К примеру, «Татнефть» работает в заведомо тяжелых конкурентных условиях, — объясняет логику Юшко. — Ее скважины обеднены, нефть ей дается гораздо сложнее, чем остальным нефтяным компаниям. Чтобы оставаться на том же уровне переработки и в том же ценовом диапазоне, ей нужно постоянно применять новые технологические решения».

ЭВОЛЮЦИЯ СЕРВИСА

«Жесткая» инновационная инфраструктура в виде объектов недвижимости — это только базовый уровень поддержки. Требуются еще инфраструктуры «полужесткая» (научное и технологическое оборудование) и «мягкая» (сервисы, консалтинг, менторинг и т. д.). Последние две, пожалуй, для инновационного стартапа будут поважнее любой льготы на аренду помещения. Нехватка сервисов, доступных по цене и «заточенных» на оказание услуг молодым технологическим компаниям, — слабое место российской инновационной экосистемы. Международное патентование, бухгалтерское и юридическое сопровождение в области ВЭД, консалтинг, научно-техническая экспертиза, быстрое прототипирование, таможенный брокеридж — все это сервисы, которые стартапы обычно рассчитывают получить от внешних поставщиков, притом что сами поставщики, обладающие достаточными компетенциями, не склонны рассматривать молодые компании как перспективную и платежеспособную клиентуру. Поэтому для операторов объектов инновационной инфраструктуры становится делом принципа залучить к себе на площадку такие неинновационные по своей сути сервисные фирмы в качестве партнеров или арендаторов.

Взгляд управляющих на развитие «мягкой» инфраструктуры за последние три года заметно изменился, делится наблюдениями Андрей Введенский, директор департамента инфраструктурного и регионального развития РВК: «Предпринимателям и инвесторам стали понятны точки приложения усилий. Прежде всего это ощущается в сегменте сервисной инфраструктуры. Уже к 2013 году заметно выросло количество и качество сервисных коммерческих компаний, в числе которых «упаковщики», акселераторы, клубы менторов, коучинг-центры, брокеры и т. п.». Если раньше инфраструктурные площадки начинали с простых сервисов (например, консультаций в подготовке заявок резидентов на получение грантов), то в последние годы они значительно расширили ассортимент доступных услуг, предлагая резидентам помощь в подготовке бизнес-плана и презентации для венчурного фонда, технологический аудит и т. д. Причем, по мнению Введенского, растет динамика частных инвестиций в сервисные компании. Такие сделки обрели регулярность, в то время как еще недавно они совершались лишь в единичных случаях.

Кроме того, в последние три года речь зашла о полноценном участии инфраструктуры в создании и рыночном продвижении продуктов. В первую очередь это строительство центров коллективного пользования, которые позволяют малым компаниям решать свои технологические вопросы, воплощать разработки в материальную форму и даже производить малые опытные серии. К примеру, в «Зеленоградском ИТЦ» (ЗИТЦ) таких центров — восемь; каждый из них отвечает за свой этап в цикле производства изделий электронной техники, что позволяет компаниям довольно быстро проходить все стадии создания продукта и выводить его на рынок. Как замечает генеральный директор ЗИТЦ Владимир Беспалов, это особенно важно для инновационных продуктов. Среди последних разработок ИТЦ, которые смогли таким образом быстро пройти этапы прототипирования и испытаний, он называет несколько наиболее масштабных. Так, сейчас на европейский рынок выводится дефибриллятор нового поколения, разработанный резидентом центра, а в России внедряется продукт комплексной системы энергоучета (на основе собственной элементной базы), которая позволит жителям многоэтажных домов самостоятельно контролировать расходы электричества и тепла в своей квартире и расплачиваться только за потребляемую энергию.

В новосибирском «Академпарке» работает четыре центра прототипирования, каждый из которых обеспечивает потребности отдельного кластера. Центр технологического обеспечения обслуживает кластер приборостроения, центр обработки данных предоставляет услуги резидентам ИТ-кластера, центр наноструктурированных материалов работает с прицелом на кластер нанотехнологий и новых материалов, а медико-биологический инжиниринговый центр — на резидентов кластера биотехнологий и биомедицины. «Для технопарка это центры прибыли, притом что они оказывают неоценимую помощь малым компаниям, — говорит Дмитрий Верховод. — Ни один стартап не сможет самостоятельно — быстро и качественно — создавать прототипы. Да и не должно это быть областью его компетенции».

Некоторым элементам инновационной инфраструктуры в России уже двадцать лет (например, Научному парку МГУ), но даже перед ними, не говоря уже о «новострое», остро стоит проблема поиска резидентов. Иными словами, объектам не всегда хватает субъектов.

И как это часто бывает, когда инновационная экосистема сложилась еще не вполне, наиболее активным управляющим инфраструктурных объектов приходится брать на себя несвойственные функции, чтобы заполучить резидентов, — агитировать знакомых ученых и изобретателей заняться технологическим предпринимательством и даже помогать им на общественных началах «упаковывать» свои идеи в бизнес-проект.

Объект инновационной инфраструктуры с хорошим менеджментом — это во многом «атмосферное явление», место общения единомышленников, которое даже крепко вставшие на ноги компании-резиденты покидают неохотно — лишь по крайней бизнес-необходимости. Но и после этого они нередко поддерживают связи с прежним местом обитания. «Так технопарк выходит за пределы своих стен и становится как бы экстерриториальным», — говорит Сергей Юшко из «Идеи».

Как справедливо заметил на прошлогоднем форуме «Открытые инновации» Питер Коучмэн, генеральный директор «Технополиса» (Санкт-Петербург), технопарк — это не столько объект недвижимости и оборудование, сколько процесс. Это верно и для других инфраструктурных объектов: чтобы быть коммерчески успешными, они должны стать настоящим «атмосферным явлением».

(с) Наталья Ульянова